Социальные сети в России выворачиваются в сладких судорогах. Говорят, над Кремлем пролетели вертолеты. Якобы Игорь Иванович ушел в отставку. А Дмитрий Анатольевич якобы в трауре. На трон будто бы всходит новое правительство во главе с сиятельным Сергеем Борисовичем в генеральском мундире. Это бы будто бы утро нашей новой, настоящей военной хунты. Кайрос, когда то ли все начнется, а то ли — все грохнется. Ситуация серьезная. Ремчукову что-то шепнули в театре. Илларионов о чем-то догадывается. Иностранные корреспонденты ставят вопросы. Скоро и народу — под траурные гудки заводов, как при Брежневе, — сообщат. Путина никто не видел уже неделю. Путина больше нет.
Оказывается, можно не просто хотеть смерти, не просто смаковать смерть, не просто призывать ее или делать для Twitter смешные коллажи с трупами. Можно позволить себе и более серьезный, стратегический жест. А именно, связывать со смертью своих политических оппонентов свою единственную надежду на победу, на будущее. Настоящая жизнь, говорят нам, наступит, когда умрет Путин. О, мир будет полон красок. Заря демократии полыхнет над умами.
И какое же сладкое это чувство, вы улавливаете? Ждать, когда мы без усилий победим; когда труп нашего врага пронесут мимо военные вертолеты.
Но Путин не умрет никогда. Его тайна живет совсем не в медицинской карте, не в тайных опытах его лечащих врачей. Можно оставить в стороне мораль, ибо еще Макиавелли учил, что политика не знает морали. Забудем и о том, что попытка строить политические ценности на костях, даже на костях тирана, противоречит всему, чему мы пытаемся учить собственных детей в школах, включая светский гуманизм и основы православной культуры. Не станем рассуждать, что ждущие смерти вождя, мечтающие о ней как строители коммунизма мечтали об отдельной жилпощади, вдруг слились со своими альтер-эго из противоположного лагеря до степени подобия. «Антимайдан» желает, чтобы мы сдохли, а мы отвечаем ему той же любезностью, устанавливая подобие и приглашая все российское общество в это своего рода «сверхновое большинство» (где каждый хочет смерти прочих).
Забудем о том, что радоваться воображаемой смерти Путина нам предлагают спустя две недели после гибели Бориса Немцова, и что тогда тоже нашлось несколько граждан, испытавших острую публичную радость.
Здесь важнее политический смысл момента. Умер не Путин, а вы — если вы думаете, что его смерть сделает вас свободнее.
Если вы считаете, что свободу или изменения, демократизацию или социальный прогресс, можно достичь в современном мире не ударив пальцем о палец, спрятавшись в спичечный коробок частной жизни. Переждав трудные времена, отмолчавшись, отказавшись от солидарности, дожидаясь официального траура и праздника — на нашей улице. Если вы думаете, что такая победа будет чего-то стоить, то Путин жив, он добился всего, о чем мог мечтать.
Путин никогда не умрет, потому что будете жить вы, радующиеся его смерти. Потому что вы и есть Путин.
В вашем торжестве, робкой надежде, ироническом острословии как раз и заключен принцип тиранической власти. Именно за ваш счет, с ужасом и трепетом взирающих на пьедестал, на котором покоится тело вождя, действует машина автаркии. Ваша рабская мораль толкает систему вперед: на поиски нового тела, в котором воплотятся ваши страхи и ваша вера в то, что все вокруг определяется фактом наличия Путина.
Народ Северной Кореи оплакивал смерть своего вождя на весь мир. Народец русскоязычного Twitter и Facebook в эти дни повторяет подобный эмоциональный и политический подвиг. Только он, наоборот, радуется. В обоих случаях у крепостных одна надежда: чтобы новый барин оказался добрее.
