Т.Олевский ― Та часть 79-й бригады, где был я, это были минометчики, это были артиллеристы. Я жил непосредственно у артиллеристов. Там же был "Правый сектор", который занимался какими-то своими делами. Они, кстати, есть и в аэропорту - небольшая часть, я так понимаю, "Правого сектора". Но я видел тех бойцов "Правого сектора", которые в Песках занимаются зачистками, то есть там они все время ловят корректировщиков огня. И, когда я слышал, что корректировщиков огня кто-то ловит - и на одной стороне и на другой же я был - мне всегда казалось, что они просто ловят людей, которые им не нравятся. Но здесь я первый раз увидел, как это выглядит, что такое корректировщик огня. То есть это, когда в разрушенном доме напротив позиции артиллеристов, в котором никто не живет, ночью виднеется тусклый свет фонарика, синего цвета такой фонарик. Туда бежит разведка и находит позиции, которые были оставлены за несколько минут до того, как они туда ворвались. Когда появляется такой успешный наводчик, то в то место, где находится артиллерийская батарея, начинают падать снаряды. Прятаться от них можно только в БТР фактически. Хотя люди, которые там служат и все время находятся возле своих минометных расчетов, давно прятаться перестали. Они сидят в ангаре, выходят на позиции и к обстрелам относятся очень флегматично, рассуждая таким образом: "Если "Град" попадет в крышу - ничего не будет, на а уж, если САУ попадет, конечно, всех нас убьет". Вот больше ничего не происходит. И это место, откуда видна полоса, то есть вышка, на которой тоже есть украинские военные. На вышке есть два…
С.Лойко ― Ну, три места: старый терминал, новый и вышка - контролируется украинскими войсками.
Т.Олевский ― И вышка, да. Это самое, по-моему, простреливаемое место.
С.Лойко ― Это вообще адский ад.
Т.Олевский ― Это вообще адский ад. Там вообще нельзя находиться. И люди, я не знаю, по сколько времени там находятся, но я видел сам, слышал мольбы человека, снайпера, который сидел на этой вышке с просьбой его поменять, потому что у него там должна быть свадьба через 2 дня - примерно так. И его просил командир остаться еще какое-то время, чтобы с новым поговорить и рассказать, как здесь что. Этот разговор очень трудно воспроизвести, но это разговор человека,который умоляет его вывезти на три часа раньше, чем нужно, потому что он хочет жить, а тот его просит три часа еще побыть в том месте, где его могут убить за эти три часа. И они общаются, и командиру его удается уговорить три часа еще побыть в том месте, где его могут через 10 минут убить. А он уже много времени там был, и каждую минуту считает, которая осталась до приезда спасительного бронетранспортера.
А.Плющев ― Наши слушатели, несколько людей задают один и тот же вопрос: "Какой смысл так долго удерживать этот аэропорт? Зачем он нужен и той и другой стороне?"
С.Лойко ― Я в этой связи вспоминаю мой любимый фильм, фильм всех времен и народов, самый эпический фильм, самый эпический спагетти-вестерн, который я видел в своей жизни, это фильм Серджио Леоне "Добрый, плохой, злой". Там злодеи ищут мешок с золотом на фоне эпического полотна гражданской американской войны. И вот там есть момент, когда два злодея: Клинт Иствуд и Эли Уоллах приближаются к реке, которую они не могут форсировать, но они не могут, потому что через эту реку перекинут мост настоящий и идет страшная битва за этот мост: с одной стороны - северяне, с другой стороны - южане. И южане - это стратегический объект - хотят захватить этот мост, а северяне хотят его удержать. И эти двое злодеев сидят на берегу под обстрелом, они не знают, как быть. И ночью они взрывают этот мост и в страхе там спят. Утром просыпаются - нет моста, нет одной армии, нет второй.
Т.Олевский ― Примерно так, да.
С.Лойко ― И вот здесь то же самое. Если просто взорвать полосу, взорвать все, что осталось от этого аэропорта… Я, вообще, удивляюсь, как оно не падает, все это сооружение, которое состоит на 95% из дыр. Там много очень мотивов. Ну, какой-нибудь полковник вам скажет, что это стратегическая высота, что если мы уйдем, это будет открыт путь на Пески, а они пойдут туда-сюда… Для большинства тех, кто там, это символическая вещь, это такой украинский Сталинград. И вот значит, "ни шагу, ни пяди земли мы оттуда не отдадим".
Т.Олевский ― Вот удивительно. Казалось бы, там должны быть люди, которые должны захотеть оттуда уехать. Но я там не видел ни одного человека.
С.Лойко ― Объясняю. Все, кто находился там при мне все четыре дня, все они были добровольцами. Не в том смысле, что они добровольцами пришли в армию - там только "Правый сектор" был добровольцы - это горстка из всего состава. А там были и разведчики и спецназовцы, и десантники, и артиллеристы - все. И каждый из них - а там были все возраста: от 45 до 18 лет - каждый из них был добровольцем, то есть там спросили: "Кто хочет в аэропорт?" Все шагнули и приехали. Более того, в Песках, где я провел очень много времени, несколько раз, где стоит огромное количество украинских военных, каждый солдат мечтает о том, чтобы попасть в аэропорт. Для настоящего украинского солдата, для патриота Украины это та самая тайная комната из "Пикника на обочине" Стругацких, это та тайная комната из "Сталкера" Тарковского, куда он попадет и где он узнает, зачем, он украинский мужчина существует. И вот несоразмерность… Вообще, вся эта война не стоит выеденного яйца. Не было никаких причин, чтобы ее начинать. У тупоконечников и остроконечников в "Гулливере" Свифта - там было больше причин убивать друг друга, чем здесь. Это вся выдуманная война. И здесь, в этой новой Сталинградской битве тоже смысла никакого нет, ни той ни другой стороне не нужен этот обглодок, останки сожженного, взорванного аэропорта.
Т.Олевский ― Сейчас политика на самом деле еще…
А.Плющев ― Секунду. Скажешь. Я единственное хочу спросить вас обоих: Он уже в таком состоянии, что его даже военная авиация использовать не может?
Т.Олевский ― Ну, полоса не взорвана.
С.Лойко ― Транспортная авиация российская, в принципе, она может садиться на эту полосу.
Т.Олевский ― Она может садиться на грунтовые какие-то полосы.
С.Лойко ― Там была одна из лучших в Европе полоса, самая длинная. Туда могут садиться вот эти"ДжамбоДжет", эти большие транспортные самолеты. В принципе, да, украинцы пока ее не взорвали.
Т.Олевский ― Тут надо понимать, что аэропорт - это часть Донецка, это район Донецка. Пока аэропорт украинский - Донецк не город полностью под контролем ДНР, и, когда встанет вопрос о разграничительных линиях, вопрос в том, что Донецк не является полностью городом, принадлежащим ДНР, означать будет, что его придется делить. Я думаю, может быть, в этом существует какая-то политическая история. Может быть, губернатор Сергей Тарута перед свой отставкой сказал правду о том, что существует план обмена Донецкого аэропорта на часть территории, которая находится под Мариуполем и занята боевиками или другой какой-то частью территории. Возможно, он нужен для этого, но опять же мы говорим с позиции солдат. То есть я прожил три дня с солдатами, с военными, и они не думают о таком обмене, хотя обсуждают это. Я видел мужчин, которым по 45 лет, которые пошли в армию по повестке, это люди с одним-думая высшими образованиями, абсолютно состоявшиеся, большинство из которых не рассказало своим родственникам, где они находятся, и поэтому просили их не снимать. То есть они все говорят, что он под Николаевом, чтобы мама не волновалась старенькая. И все приехали туда добровольцами, то есть они просились туда: "Отправьте нас в Пески". Они говорят по-русски - это очень важно. Некоторые из них говорят, что они вообще на другом языке кроме русского не говорят и ни дня в своей жизни не учили украинский. При этом один из этих людей сказал мне, что ненавидит Россию. Я говорю: Как это возможно?
А.Плющев ― Но при этом часть из них этнические русские.
Т.Олевский ― Абсолютно. Они не просто русские, они еще и не интегрированы в украиноговорящую культуру. Они защищают свою родину, для них это принципиальный момент. Вообще, там собрались люди, которые считают, что они должны дойти до границы и освободить Украину от того, что происходит в ДНР. И, конечно, они говорят, что они воюют с рай, все, кто там находится. И, что удивительно… Я не знаю, я не хочу популистских сравнений в этом смысле, но мне, действительно, там показалось, что я видел, что будет, если хороших, добрых людей довести до белого каления. Вот именно касаемо регулярной армии, которая находится, например, в той артиллерийской батарее. Они выглядят так, как я их видел. И то, что они слушают Розенбаума и афганские песни, а также смотрят "Брат-2" и воюют с теми людьми, которые с той стороны, я думаю…
А.Плющев ― Делают то же самое.
Т.Олевский ― Я думаю, да. Ну, наверное, часть из них делает точно так же. Это очень впечатляет. Я увидел людей, которые на войне почти матом не разговаривают.
С.Лойко ― Я хочу добавить, что внутри аэропорта у военных оперативный язык - русский. По рации все говорят на русском языке. Никакой украинской мовы там нет. Меня поразило, что действительно в некритических ситуациях, в нечрезвычайных ситуациях, не под обстрелом я не слышал просто в обыденной речи ни от кого никакого мата. И что меня поразило - это была чистая, культурная, практически литературная русская речь, потому что большинство из тех людей, которые были там, это были культурные, образованные люди. Это не было какое-то быдло, это не были какие-то солдаты, которых нашли в каких-то деревнях и пригнали как пушечное мясо. И, что меня поразило: почти половина, если не большинство тех, кто были со мной в аэропорту, это были офицеры. И я не увидел никакого купринского, потом советского, потом российского этого офицерского хамства. Это было братство. И рядовой и офицер пили их из одной чашки, защищали друг друга, поставляли плечо, они разговаривал на ты. Но если сильно пожилой и сильно молодой, может быть, вы услышали бы даже вы. Я наблюдал, когда майор минер Валерий Рудь - ему там уже почти 40, он всю жизнь кадровый военный - и он там минирует что-то этот проход. И в этот момент начинается война, начинается обстрел, и мальчишка из "Правого сектора" там в совершенно жуткой позиции из пулемета пытается стрелять куда-то. И этот Валерий бежит через простреливаемое пространство и говорит: "Паренек, это моя война. Ну-ка подвинься!", и он убирает его и в этот момент здесь просто рядом что-то взрывается. Если бы он его не убрал, этот парень бы погиб. И этот Валерий переставляет пулемет так как надо и начинает, как настоящий военный, вести бой, и он его ведет, пока он не кончается, и потом он возвращается к своим делам. Он только спас жизнь этому неизвестному добровольцу рядовому. И самый поразительный для меня момент был, когда танкиста отправляли домой. Значит, был танк. Танк сгорел…
Я об этом рассказал в своей сегодняшней статье в "LosAngelesTimes", которая вышла на первой странице с главной фотографией номера. Я хвастаюсь: это у меня уже третья подряд статья главная и главная фотография. Вот сегодня это вышло, и там был эпизод: возвращение танкиста домой. Значит, был танк - танк сгорел. Был экипаж три человека, они выпрыгнули горящие. Снайпер никого не пропустил, их убил. Двух удалось вытащить. Но тут был минометный обстрел и третьего просто разметало взрывом, и его не могли найти. И через несколько дней ребята обнаружили такой большой кусок бедра от него.